А что природа делает без нас. Трагедия таланта

– А что природа делает без нас? Вопрос.

Бузыкин диктовал. Алла стучала на машинке с профессиональной быстротой.

– Кому тогда блистает снежный наст? Вопрос.
Кого пугает оголтелый гром? Вопрос.
Кого кромешно угнетает туча? Вопрос.
Зачем воде качать пустой паром,
И падать для чего звезде падучей?
Ни для чего? На всякий случай?..

Алла смотрела на него.

– Что ты? – спросил Бузыкин.

– Как бы я хотела, чтобы у нас был ребеночек! – сказала она.

– Он был бы такой же талантливый, как ты…

– Это не я талантливый, это они. А я только перевожу.

– Он бы тебя веселил, мы бы вместе тебя ждали…

– Алла, я свою жизнь переменить не могу.

– И не надо. Тебя это не будет касаться.

– Нет, Алла. Нет и нет.

У нее были на редкость крупные глаза. Они придавали ее облику трагическую миловидность.

По двору среди недавно поставленных домов и недавно посаженных деревьев шел человек с яркой спортивной сумкой. То, что он иностранец, чувствовалось, даже когда он молчал.

Бузыкин в трикотажном тренировочном костюме дремал, сидя на стуле.

Звякнул дверной колокольчик. Бузыкин открыл дверь, радушно улыбаясь. Иностранец сиял утренней свежестью.

– Монин! – бодро откликнулся Бузыкин.

– Вы готов?

– Готов! Секундочку, доложусь жене.

Заглянул к Нине. Она была еще в постели.

– Нина, мы побежали.

– Господи, когда это кончится! Полчаса могла еще поспать.

Они бежали по улице. Бузыкин вслед за Биллом. Тот громко бросал советы через плечо, что привлекало внимание прохожих.

– Ту степс ин! Фор степс аут!

Бузыкин чувствовал себя неловко. Кроме того, ему хотелось спать. Кроме того, в его жизни сейчас было столько неприятностей, что обретение спортивной формы ничего не решало.

Из машбюро, где рабочий день еще не начался, Алла набрала телефонный номер. Нина сняла трубку.

– Алло!.. Слушаю. Ну что вы там молчите и дышите? Мяукнули хотя бы.

Положила трубку, сказала Бузыкину:

– В следующий раз бери трубку сам.

Бузыкин, Билл и Нина пили чай.

БИЛЛ. Это как называется?

НИНА (лучезарно улыбаясь) . Хворост.

БУЗЫКИН (радостно улыбаясь) . Хво-рост.

БИЛЛ. Очень вкусно.

БУЗЫКИН. Нина прекрасная кулинарка.

НИНА. Не напрягайся, дорогой.

БИЛЛ. Простите, очень быстро, плохо понимаю.

НИНА (улыбаясь) . Это я не вам.

БУЗЫКИН (улыбаясь) . Это она мне… Билл, рассудите, почему, если кто-то где-то молчит и дышит, то это звонят именно мне?

БИЛЛ. Простите, как?

БУЗЫКИН. Я говорю…

НИНА. Может быть, мы без Билла разберемся?

БИЛЛ. Простите?

БУЗЫКИН. Это она мне.

НИНА. Это я ему.

Трудно выяснить отношения такого рода в присутствии иностранного гостя.

Он может не так истолковать, сделать неверные выводы, увезти с собою за рубеж ложное впечатление.

Снова зазвонил телефон. Нина поставила аппарат перед мужем.

БУЗЫКИН. Да?..

Это была Варвара Никитична.

Бузыкин, срочно звони Алле. Она у себя в машбюро.

БУЗЫКИН. К сожалению, сейчас не могу. Загружен работой.

ВАРВАРА. Слушай, Бузыкин, не валяй дурака. Ты у нее какую-то рукопись забыл. Она пыталась тебе об этом сообщить, твоя Нинка ее обхамила. Так что давай успокаивай.

БУЗЫКИН. К сожалению, сейчас очень загружен работой.

ВАРВАРА. Ясно. Нинка там рядом. Ладно, я ей сама позвоню.

БУЗЫКИН. Вот это не надо.

ВАРВАРА. Надо. Пока.

Бузыкин положил трубку.

– Веригин звонил из издательства… – обратился к Флетчеру: – Все торопят, торопят. У вас в Англии тоже так?

БИЛЛ. Тоже так, да.

НИНА. А тебе не показалось, что у него женский голос?

БУЗЫКИН. У кого?

НИНА. У Веригина.

Взгляд жены сделал его прозрачным.

БУЗЫКИН. Он через секретаря разговаривал. Через секретаршу…

БИЛЛ. Очень вкусно. Это как называется?

НИНА. Хворост. Извините, мне пора.

Вышла в прихожую.

БИЛЛ (тихо) . Немножко сердится?.. Может быть, я лучше уйду? Или лучше остаюсь? Будет меньше скандал?

БУЗЫКИН. Плохо себя чувствует.

Нина показалась в пальто, весело улыбаясь.

БУЗЫКИН. Нина, если что-нибудь надо купить, скажи. У меня после института будет время.

НИНА. Купи цветы. Секретарше.

Ушла.

БУЗЫКИН. Пошла на работу.

БИЛЛ. Может быть, у вас тоже есть дела? Может быть, я отнимаю время?

Бузыкин посмотрел на часы.

Немного времени есть.

Взял с полки иноземную папку, раскрыл.

Я прочитал. В принципе все правильно. Но русское просторечие лучше бы переводить также просторечием. Вот, скажем, здесь у Достоевского: «Да за кого ты себя почитаешь, облизьяна зеленая». У вас «грин манки» – обезьяна. Здесь «облизьяна» – сленг.

Снова зазвонил телефон.

Прошу прощения. (Снял трубку.) Слушаю вас.

Это опять была Варвара.

Бузыкин, она ненормальная.

БУЗЫКИН. Кто?

ВАРВАРА. Наша Аллочка. Я ей сейчас попыталась все объяснить, причем очень деликатно. А она велела тебе передать, чтобы ты к ней больше не приходил. Бузыкин, что делать? Может, мне к ней подскочить?

БУЗЫКИН. Ни в коем случае. И вообще, кто тебя просил вмешиваться!

ВАРВАРА. Ну, братцы, вы мне надоели. Я всю ночь работала, я хочу спать. Пока.

БИЛЛ. Я думал, «облизьяна» – это неправильная печать.

БУЗЫКИН. Нет, это правильная печать.

В его наручных часах заверещал звоночек.

Извините, Билл, мне пора в институт.

БИЛЛ. Все. Я вас больше не задерживаю. Только еще один маленький вопрос.

Снова стал листать рукопись.

Сейчас найду…

Бузыкин бежал по улице. Короткими перебежками, чтобы не бросалась в глаза его унизительная поспешность.

Свернул в институтский двор.

Устремился вверх по лестнице. Но в коридоре остановился. Навстречу ему шел Шершавников. Добродушный, непринужденный, простой.

Бузыкин свернул в первую попавшуюся дверь. Это была читальня. Там занимался его приятель Евдокимов. Бузыкин прильнул к дверной щели.

– Что там? – спросил Евдокимов.

– Шершавников.

– Ну и что?

– Не хочу подавать руки этой скотине.

– А что случилось?

– Знаешь, что он сделал? Он Лобанова завалил, Куликова протолкнул, и тем самым Васильков стал замзав кафедрой.

Тут он отпрянул от двери.

В читальню вошел Шершавников.

– Здравствуйте, – сказал он.

– Добрый день, Владимир Николаич, – ответил Евдокимов.

Шершавников протянул руку Бузыкину. Тот уставился на протянутую руку оцепенело.

– Здорово, Бузыкин! – окликнул его Шершавников.

Он так приветлив, обаятелен и открыт, что не подать ему руки невозможно.

Рукопожатие было крепким.

Наконец он смог дозвониться на работу к Алле.

– Это машбюро? – кричал в трубку Бузыкин. – Мне Аллу, пожалуйста!

В машбюро звякали каретки, стучали клавиши машинок. Девушка в пулеметном их клекоте кричала в ответ:

– А ее нет! Ей плохо стало, ее с работы отпустили!

Алла лежала на тахте. Она была бледна и непричесана.

БУЗЫКИН. Что с тобой? Что случилось?

АЛЛА. Ничего особенного, просто сердце закололо.

БУЗЫКИН. Надо же к врачу!

АЛЛА. Была.

БУЗЫКИН. Что он сказал?

АЛЛА. Сказал – полежать.

БУЗЫКИН. Что тебе наговорила Варвара?

АЛЛА. Ничего нового. Что у вас дружная семья, что вы живете душа в душу сто пятьдесят лет, что ты не хочешь ее расстраивать… Я и сама все прекрасно знаю. Но когда говорит чужой человек – это страшно. Ты-то веришь, что мне от тебя ничего не нужно? Только бы видеть тебя иногда.

БУЗЫКИН. Нашла кого слушать! Надо было трубку бросить.

АЛЛА. Ну да! Она говорит, говорит, а меня всю колотит, и вот до сих пор.

Алла не хотела обвинять в чем-либо Бузыкина. Но не собиралась и скрывать свои обиды. И Бузыкин чувствовал себя виноватым.

Он присел на стул возле Аллы в позе лечащего врача. Но тут в его часах задребезжал звоночек.

АЛЛА (слабо усмехнулась) . Домой пора?

БУЗЫКИН. Да нет же, дела. В издательство вызывают, Веригин. Я сбегаю! И через часок у тебя.

АЛЛА. Беги…

В издательстве разговор мог оказаться долгим. Поэтому, чтобы сэкономить на дороге, он бежал. Возле автобусной остановки задержался, оглянулся – автобуса не было видно. Он побежал дальше.

Редактор издательства Веригин был добродушен и приветлив.

– Хорошо, Андрей Палыч. Как всегда, хорошо. Всем понравилось. Обсудили, отзывы только положительные, по существу, без замечаний. Надо бы отдавать в набор.

– Я рад, – смущаясь, проговорил Бузыкин.

В официальных местах Бузыкин всегда чувствовал себя неловко и потому старался держаться посвободней. Но тогда выходило, что он ведет себя развязно. От этого он чувствовал себя еще более натянуто.

– Но разговор у нас будет печальный, – сказал Веригин.

Бузыкин встревожился:

– А что такое?

– Срывается у нас это дело.

– Как – срывается?!

– Да этот Саймон, оказывается, выступил там с какой-то расистской статьей. Прогрессивная общественность возмущается. А мы, получается, переводим его, рекламируем?

– Вот это да. Год работы. И что же, все коту под хвост?

– Ну кто же мог предвидеть!

– Это верно, это верно, – бормотал Бузыкин. – А может быть, как-нибудь обойдется?

– Милый мой! Ну как обойдется? Пока, во всяком случае, пускай полежит. А там видно будет.

– Понятно, понятно…

– Андрей Палыч, ты так уж не расстраивайся. У тебя «Разбитая луна» в каком состоянии?

– В каком? В разбитом.

– Как это – в разбитом? Вот у меня записано: «Бузыкин. Десятое». А сегодня какое? Четвертое. Через неделю чтобы перевод был на столе. Мы ее пустим вместо этого Саймона.

– Это мне не успеть.

– Ну хорошо. Тринадцатого сдашь? Тринадцатое – крайний срок.

– Не знаю. Придется ночью сидеть…

– Посиди, посиди. Для здоровья полезней, чем по бабам бегать. В нашем возрасте.

– По каким бабам? – заволновался Бузыкин.

– Ленинград – маленький город, Андрей Палыч…

Нина говорила негромко, прикрывая трубку, чтобы не слышал Билл.

– Слушай, это уже хамство. Он час уже тебя ждет, ты же обещал повести его по местам Достоевского!

– А, черт, совсем из головы вон. Бегу! – отвечал Бузыкин из автоматной будки. – Скажи, через десять минут буду.

– А ты где?

– Я же сказал, у меня кафедра.

– Ты говорил, что кафедра у тебя в пятницу.

– Нина, некогда, здесь уже стучат.

– Где стучат, на кафедре?

– Ладно, приду домой, все объясню…

Пошел – побежал, пошел – побежал. Через арку ворот, по лестнице.

Алла по-прежнему лежала в постели, но была уже причесана. Бузыкин выложил перед ней яблоки.

– Вот яблоки, вот валокордин. Как ты себя чувствуешь?

– Уже ничего.

– Тогда я побежал.

– А поесть!

Тут он заметил, что стол накрыт.

– Я же старалась… Правда, что было в холодильнике, я же не могла выйти.

– Да. Да. Сейчас.

Бузыкин сел за стол, стал проворно есть.

– А твоя дочка на кого похожа? – спросила Алла. – На тебя или на Эн Е?

– Ни на кого. Бросила институт, моет стекла в магазинах…

– А ты разве не помогаешь им?

– Да муж у нее такой же обормот, не велит брать, хотят жить самостоятельно. Пытаюсь наладить контакт – ничего не получается.

– А вот если бы у нас был ребеночек, он бы тебя уважал, я бы уж его воспитала…

– Алла, меня ждет Билл.

– Ничего с ним не случится.

В разговорах с ним все почему-то легко находили точные и убедительные формулировки. Бузыкин понимал их несостоятельность, но быстро найти убедительные возражения не умел.

Постучали в дверь.

– Входите, дядя Коля! – крикнула Алла.

Вошел сосед. Достойной повадкой он внушал уважение. Бузыкин встал.

– Сидите, сидите, Андрей Павлович. Ну, как ты, болящая? – спросил дядя Коля.

– Уже поправилась, дядя Коля.

– Вот до чего себя довела. Все нервы.

Бузыкин виновато покачал головой.

– Дядя Коля, Андрей Павлович торопится, его английский профессор ждет. Андрей Павлович в порядке культурного обмена помогает ему переводить Достоевского на свой язык.

– Сейчас пойдет… Я чего пришел-то. Андрей Павлович, я хочу, чтобы вы знали. Мы с ее отцом были кореши. И вот его нет, а я остался. Так?

– Конечно, дядя Коля! – подтвердила Алла.

– Так вот, может быть, я забегаю вперед, тогда простите, что касаюсь этой темы. Но ведь рано или поздно, я думаю, вы как-то оформите ваши отношения?..

– Дядя Коля, зачем это?!

Дядя Коля смутился.

– Андрей Павлович, может быть, я лишнее говорю?

Засмущался и Бузыкин.

– Почему же лишнее…

– Разве я стал бы вмешиваться? Тут каждый себе хозяин.

– Дядя Коля, я же прошу!

– Погоди, Алла, я к делу веду. Так вот, я думал, думал… Когда решитесь, оформите ваши отношения – я уеду в деревню, и моя комната в вашем распоряжении. И вот, у вас будет отдельная квартира.

– Ну, зачем это, – проговорил Бузыкин.

– Что за бредовая идея! – воскликнула Алла.

– Я сказал.

Волевые люди подавляли Бузыкина. Они не слышат объяснений. Они выстроили в своем представлении такой определенный образ мира, нарушить который может только катастрофа.

Дядя Коля поднялся и пошел. У двери остановился.

– Вы уж берегите ее. А то ведь все сказывается. Вот результат…

– Андрюша, поверь, я тут ни при чем! – взмолилась Алла. – Он же думает, что… Он же не знает, что ты у нас семейный!

– Я понимаю… – Посидели молча.

– Ну, беги, – сказала Алла.

– Да. Побежал…

– Подожди, сядь. Пять секунд.

Бузыкин присел. Она взяла его за руку, подержала.

– Теперь можешь бежать.

Когда он был уже у двери, снова остановила:

– Андрюша, сними пиджак, пожалуйста.

– Я прошу.

– Закрой глаза.

Он закрыл.

Она тихонько встала, вынула из шкафа синюю куртку, накинула на него.

– Покажись-ка… Как раз. Нравится?

– Нравится.

– Ко дню рождения тебе купила – вот, не вытерпела.

– Зачем?! Просил же тебя не тратиться на это!

– А я хочу, чтобы ты у меня модный был. Вот, в ней и беги.

Бузыкин замялся.

– Пусть она пока здесь побудет, ладно? А то приду, что скажу?

Он снял куртку, снова надел пиджак.

Алла снова легла, отвернулась к стене.

– Ты обиделась?

– Я же понимаю: там все можно, здесь ничего нельзя. Иди, иди!

Бузыкин сел на стул, скрестил руки на груди, вытянул ноги.

– А ну его! Не пойду.

– Но ведь неудобно! Раз тебя ждут. Тебе перед всеми неудобно. Кроме меня.

– Что я, не имею права с больным человеком посидеть?

– Не знаю я твоих прав! Уходи!

– Только позвоню, чтобы не волновались.

– Тогда уж потише, чтобы дядя Коля не слышал.

Бузыкин вышел в коридор к телефону. На кухне у плиты стоял дядя Коля.

– Ты что, в туалет? Иди, не стесняйся.

Бузыкин зашел в туалет, постоял, вышел.

– Хочешь вымыть руки? Там полотенце чистое висит.

Вымыл руки, вернулся в комнату.

– Позвонил? – спросила Алла.

Ночной Ленинград был тих. Поплескивала Нева. Вот камни набережной начали светлеть.

Бузыкин проснулся. Он лежал в постели с Аллой. Посмотрел на часы, ахнул. Стал вытаскивать руку из-под ее головы. Алла недовольно помычала.

– Спи, спи, – шептал он.

Бузыкин бежал по сумрачным еще предрассветным улицам с подаренной курткой в руке.

Бежал по утреннему городу с подаренной курткой на плече. Мимо, распустив веера воды, ехала поливальная машина. Он замахал шоферу. Машина вобрала в себя струи воды, остановилась.

Бузыкин подбежал, поговорил с водителем, залез в кабину. Машина развернулась, поехала в обратную сторону.

Бузыкин бежал с подаренной курткой по двору.

В дом вошел тихо, прикрыв за собой дверь. Огляделся, поднял крышку пианино, стал запихивать куртку.

– Андрей!

Жена стояла у двери балкона, смотрела на него. Она, видимо, не спала ночь. Ждала его. Бузыкин был беззащитен и виден ей насквозь.

Он вытащил куртку обратно, крышка захлопнулась, инструмент музыкально загудел.

– Это Евдокимова куртка… Ему мала, я подумал, может, Виктору подойдет?

– Где ты был?

– Я? У Евдокимова. У него был день рождения, я хотел тебе сообщить, почему-то не соединяли, а потом развели мосты… Прости меня.

Нина стояла у окна, спиной к нему.

– Иди спать, я тебе на диване постелила.

– А куртку я в пианино положу, – предложил Бузыкин. – Лена с Виктором придут, начнут играть – звука нет. Что такое? Будет им сюрприз.

– Никому я не нужна, – проговорила Нина не оборачиваясь.

– Никому!

– Нина! Ну пошел мужик на день рождения к институтскому приятелю. Что такого?

– Как это страшно, когда ты никому не нужна!

– Ты мне нужна. Ты на работе нужна. Ты Леночке нужна. Ты всем нужна!

– И Леночке я не нужна. Купила им занавески, а они меня прогнали, говорят, у них свой вкус. Я всем мешаю. Я всем только мешаю!

Тогда Бузыкин сказал:

– Нина, я не был у Евдокимова.

Жена обернулась к нему. Она ждала. Сейчас он скажет правду.

– А где?..

– Это стыдно, мне трудно выговорить…

– Говори, мужик… Теперь трудно – зато потом будет легче всем.

Бузыкин молчал. Жена смотрела на него в слезах.

– Я был в вытрезвителе.

Нина показала на куртку.

– А это… Что, там выдавали?

– Я же сказал, это Евдокимов привез…

Нина протянула руку за курткой.

– Конечно!

Она брезгливо повертела ее, бросила на пол, наступила ногой, уцепилась за рукав и рванула. Рукав затрещал. Взялась за другой рукав, стала отрывать и его. Подняла куртку и вышвырнула в окно.

– Вот так, вот…

Комната дочери. Матрас на полу, гитара, запасное колесо к мотоциклу.

– А почему я должна вешать в комнате то, что мне не нравится! – возмущалась дочь.

– А потому, что нельзя быть эгоисткой! – возмущался отец. – Нельзя только брать! Надо что-то и отдавать!

– А я как раз не беру, а отдаю. На!

Она сунула отцу свернутые занавески.

– Лена, перестань дурачиться. Сейчас же повесь занавески и вернись в институт! Неужели тебе не жалко мать? Посмотри, до чего ты ее довела! Это уж, не знаю, садизм какой-то!

– А может быть, это не я ее довела? – сказала дочь.

– Что ты имеешь в виду?..

– Да мне к вам приходить неохота! У вас там нежилая атмосфера! Отрицательные биотоки носятся!..

Бузыкин стоял в телефонной будке.

– Алла, я сегодня не смогу прийти.

– Почему?

– Тут такие дела…

– Приходи после дел.

– Будет поздно. Я тебе завтра позвоню, тут уже стучат…

Билл бежал гордо, гарцуя, как цирковой конь. За ним тянулся Бузыкин. Прохожие провожали их взглядами.

– Темп, Андрей! Темп! – покрикивал через плечо профессор.

– Пошел к черту, – бормотал Бузыкин.

Нина, войдя в прихожую, замерла. Все было загромождено стульями. Билл работал на углу столика, на кухне.

– Здравствуйте, Билл! Что происходит?

– Маленький рас-кар-даш!

Она прошла в комнату. Мебель была сдвинута, шторы сорваны с окон, книги свалены на тахту. Бузыкин стоял на стремянке, оклеивал стену газетами.

Нина села на стул, не понимая еще, чем это ей грозит.

– Решил переклеить обои, – сказал Бузыкин. – А то слишком мрачно. Посмотри там. Других не было.

Ничем это не грозило ей. Наоборот…

– Эти? – спросила она.

– Красивые…

Смотрела на мужа благодарно.

Бузыкин проводил занятия. Хмуро смотрел в листок студенческой работы.

«– Ну что ты на меня так смотришь, дружище? Думаешь, мне легко, парень? – малодушно сказал он Смиту и потом бегал от него и убегал…» Извините, Лифанов, но это подстрочник, а не перевод.

– Почему это подстрочник? – обиделся Лифанов.

– Вот, скажем, у вас тут написано «убегал». И рядом «бегал». Неужели так трудно поискать что-нибудь еще? Прошу вас, – обратился он к студентам, – припомните родственные слова.

– Мчаться, – предложила студентка.

– Припуститься.

– Носиться.

– Удирать.

– Улепетывать.

– Драпать.

– Драпать. Допустим. Как именно драпать? Лифанов.

– Ну… быстро. Не знаю.

– Кто больше?

– Во весь мах.

– Во всю прыть.

– Во весь дух. Во весь опор.

– Дунуть, дернуть.

– Унести ноги. Дать стрекача.

– Опрометью. Без оглядки. Сломя голову…

Бузыкин глянул в окно – у ворот стояла Алла. Лицо его сразу утратило волевой склад.

На институтском дворе было тихо. Осень перекатывалась по деревьям.

Студентки стояли у стены, как подсолнухи обратив золотые головки к солнцу.

Он подошел к воротам.

– Да, Алла. Ты здоров?

– Здоров.

– Ты меня бросил?

– Понимаешь, так сразу все навалилось – и институт, и перевод мой, и Билл…

– Но хоть позвонить ты мог? Всю неделю как привязанная сижу у телефона. В магазин боюсь выйти, вдруг ты позвонишь?..

Рядом остановилась машина Шершавникова.

– Здорово, Бузыкин! – крикнул он.

Бузыкин поздоровался.

– Могу подвезти. Вам куда?

– Спасибо, не надо.

Шершавников оглядел Аллу.

– Наша? Что-то никогда не видел.

– Чужая, – сказала Алла.

– А то могу. Вам в какую сторону?

– В другую, – сказала она.

Шершавников подмигнул Бузыкину и уехал.

Алла протянула руку:

– Прощай, Андрюша.

Он хотел было задержать ее, но она вырвала руку и пошла прочь.

– Алла, подожди, дай же мне сказать!

– Не надо, Андрюша. Ты – как тот хозяин, который жалел собаку. И отрубал ей хвост по кусочку. Это больно…

Бузыкин смотрел ей вслед.

– Андрей Павлович!

Бузыкин обернулся. За ним стоял Лифанов.

– Помните, в прошлом году вы мне поставили незачет?

– Да, помню.

– А теперь мне стипендию не дают. А ведь то было в прошлом году, а не дают в этом. Они говорят, если вы поставите, тогда дадут. А я вам сдам, вы только поставьте!

Он положил раскрытую зачетку на портфель, протянул ручку.

Бузыкин подписал и ринулся за Аллой.

Алла услышала позади визг тормозов, оглянулась.

Бузыкин стоял на мостовой перед микроавтобусом. Он потрогал рукой голову, посмотрел на руку – нет ли крови.

Водитель выскочил из кабины, завопил:

– Ты что, водохлеб слепой, не видишь, куда идешь?

– Простите, пожалуйста, я загляделся.

– Что с тобой? – подбегая, спросила Алла. – Он тебя задавил?

– Да нет, я сам… Алла, ты пойми меня. Я все это время думал и понял. Ведь, кроме страданий, я тебе ничего не приношу. Только ломаю тебе жизнь!

– Потом, Андрюша, потом. Покажи-ка… Не тошнит? Потряси головой.

Бузыкин потряс.

– Не больно?

Водитель, который тем временем осматривал дверцу машины, подошел к ним.

– А ну-ка ты. Смотри, что натворил.

Алла отстранила Бузыкина.

– Что там у вас?

– А вот – вмятина. Теперь выправлять, красить. Гони червонец.

– Вот нахал! – возмутилась Алла. – Задавил человека и еще деньги требует! Да я сейчас милицию позову!

Здесь представлен ознакомительный фрагмент книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста (ограничение правообладателя). Если книга вам понравилась, полный текст можно получить на сайте нашего партнера.

страницы: 1 2 3

А что природа делает без нас?

Кому тогда блистает снежный наст?

Кого пугает оголтелый гром?

Кого кромешно угнетает туча?

Зачем воде качать пустой паром

и падать для чего звезде падучей?

Ни для кого? На всякий случай?

Александр ВОЛОДИН, русский драматург, поэт

Не, не, я – о природе не как о месте для прогулок, гулянок и проч., и проч. И вправду, это всё – прочь! Тут ведь, в «Записках офигевшего человека» без лирики? Ну вот. Значит, без лирики, все всерьез: о природе как о месте жизни человечества.

Другими словами: я – о той природе, над которой мы царим. Ну или, во всяком случае, очень любим говорить, что мы тут, в природе, самые главные. Начальники, то есть.

Откуда же в нас, людях, эта самонадеянная уверенность в том, что человек – венец и царь природы? Что мы тут самые лучшие и можем по праву командовать теми, кто похуже нас будет?

Природа нас кормит. Это факт. Казалось бы, надо ее за это поблагодарить. Куда там! Мы убеждены: природа даст нам ровно столько еды, сколько нам надо, стоит захотеть. Мы даже готовы голодную степь или целину превратить в житницу: вот, мол, мы какие крутые. Сейчас уже очевидно: когда человек переделывает природу, это ни к чему хорошему привести не может.

Может быть, мы оттого считаем себя венцом природы, что научились разговаривать? Но, скажем, дельфины, как выясняется, тоже не просто так себе пищат, а со смыслом. Да и делает ли неумение разговаривать, скажем, ласточек или тигров менее счастливыми, чем мы с вами?

Может быть, мы загордились потому, что придумали искусство, продемонстрировав тем самым природе, что человек умеет сам себя анализировать? Но кто может с уверенностью сказать, о чем думает, скажем, волк, воя на луну, и что слышат в этом вое его сородичи?

Мы настолько мало, по сути, знаем природу и в большинстве своем, настолько плохо понимаем ее, что ставим себя над ней с той же беззастенчивой уверенностью, с какой, простите, любой хам ставит себя выше любого профессора только на основании того, что он, хам, наглее.

А может, и потому мы так возгордились, что именно человек дал имена всему сущему в природе, что, конечно, сильно возвеличивает нас в наших же собственных глазах? Облака ведь не ведают, что они облака; тигр не знает, что он – тигр; Волга не в курсе, что она – Волга и, когда несет волны свои в некий водоем, не в курсе, что это – Каспийское море. К слову сказать, названия, которые мы придумываем, подчас возникают довольно парадоксально.

До опытов бельгийского врача и алхимика Яна Баптиста ван Гельмонт все бесцветные пары назывались «воздух». Алхимик заметил, что пары-то разные, надо бы им название придумать. Ван Гельмонт, как и подобает настоящему алхимику, был человек образованный и вспомнил, что, согласно древнегреческому мифу, Вселенная начиналась с хаоса. И он записал это слово на свой, фламандский манер. Получилось «газ». Так что «хаос» и «газ» – это, в сущности, одно и то же. Но газ не знает, что его так «зовут». И хаос, кстати, тоже не в курсе своего имени.

Когда человек жил внутри природы, он боялся ее, поклонялся ей и с помощью разных ритуалов хотел выстроить с ней такие отношения, чтобы природа к нему благоволила. Потом система координат как бы изменилась: уже не человек стал жить внутри природы, а природа попала в плен всего того, что нагородил на Земле человек. После чего люди твердо и окончательно решили, что они тут, на Земле, самые главные командиры, а все, что создано природой, должно им служить.

Тезис о том, что человек – царь природы, обсуждению не подлежит. Нет, конечно, вывод этот может казаться поспешным, нелепым, глупым, недоказательным, высокомерным и каким угодно еще. Это дела не меняет. С ощущением собственного царственного отношения к природе человечество живет долгие века.

Совсем иной вопрос будоражит умы – в том числе и лучшие умы человечества: люди – это часть природы или же – чужаки, появившиеся здесь непонятно как?

Рассуждал над этой проблемой даже сам гениальный Кант! Например, философа потрясал тот факт, что человек – единственное существо на Земле, которое рождается с криком. Мы, люди, рождаемся громко, как бы сообщая всему миру: человек родился! Странное дело… Все остальные животные появляются на свет тихо, ведь окружающий мир полон врагов, и, если они узнают о рождении детеныша, запросто могут сожрать и его самого, и ослабевшую мать. Если верно, что человек был когда-то частью дикой природы, то род наш вряд ли бы выжил: наши далекие предки погибали бы, едва родившись.

Или вот еще вопрос, тоже кантовский: почему человек запросто может отравиться, а животное никогда? Почему мы – единственные на Земле существа, которые не могут отличить хорошую еду от плохой?

Альбер Камю вот тоже заметил: человек – единственное существо, которое не хочет быть самим собой. Звери не умеют притворяться, не умеют играть. Только человек – любой! – может прикинуться тем, кем на самом деле не является.

В свое время великий Георгий Александрович Товстоногов рассказывал мне, что Станиславский однажды увлекся на репетиции до такой степени, что начал кричать на живую лошадь, участвующую в спектакле: мол, неправильно ты, лошадь, мух отгоняешь! Эпизод забавный. Однако научить животное играть еще никому не удавалось – ни в театре, ни в цирке. Притворство – желание быть другим – вовсе не свойственно нашим братьям по разуму.

Христианские философы тоже считают, что человек «неотмирен». Замечательно сказано об этом у одного из самых известных христианских философов диакона Андрея Кураева: «Человеку мы можем сказать: «Ты таков, но ты должен быть другим». А в природных феноменах не может быть такого зазора между тем, что есть и что «должно» быть. Луну не осуждают за то, что ее не видно днем… Волгу не награждают «за самоотверженный труд в годы войны». Сибирские реки не наказывают за то, что они текут в Ледовитый океан вместо того, чтобы «проявить интернационализм», повернуть на юг и оросить своими водами пустыни Средней Азии… Если в природе «должно» то, что несвободно… то в области нравственности «должно» то, что избирается и достигается свободным усилием, то, что не вынуждено».

Николай Николаевич Дроздов рассказывал мне удивительную историю про львов. Оказывается, если у львицы погибает муж, иногда она находит себе другую пару. И тогда ее новый супруг убивает всех львят, родившихся от «прошлого брака».

У животных нет нравственности? У них нет доброты? Они не знают, что такое жертвенность?

У них нет нашей нравственности. Нашей доброты, нашей жертвенности. Наверное, если бы собака умела разговаривать, она бы задала нам немало вопросов по поводу нашей жизни. А вы можете себе представить, что рассказывают друг другу мыши или тараканы о нас, о нашей доброте, жертвенности и нравственности?

Люди и звери… Люди и птицы… Люди и насекомые… Мы не лучше и не хуже друг друга. Мы – разные. Мы очень разные. Иногда кажется: настолько разные, как жители разных планет.

Сенека заметил как-то на досуге: кто сказал, что умирать страшно? Разве кто-то возвратился оттуда? Почему же ты боишься того, о чем не знаешь? Не лучше ли понять намеки неба? Заметь: в этой жизни мы все время болеем – то этой болезнью, то другой. То нас донимает желудок, то болит нога. Со всех сторон в этом мире нас преследуют дыхание болезней, ярость зверей и людей. Со всех сторон нас будто гонят отсюда прочь. Так бывает лишь с теми, кто живет НЕ У СЕБЯ. Почему же тебе так страшно возвращаться из гостей домой?

Если поверить Сенеке, то мы действительно в гостях в этом мире. Впрочем, не надо быть Кантом, Камю или Сенекой, чтобы привести сотни примеров того, насколько мы отличаемся от прочих наших «соседей по планете».

Когда Господь создал людей, Он как выстроил отношения человека и природы? Он сказал: «Владычествуйте!» Владычествовать можно ведь по-разному. Например, ответственно или безответственно.

Человек же решил владычествовать по-простому: он – царь, природа – раб. И – давай командовать!

Тут, конечно, надо сказать, что мы, люди, сами себя тоже убиваем с невероятной прытью, что физически, что – морально. Однако охранять себя человек не желает категорически. Вот вы, например, можете себе представить Красную книгу исчезающих человеческих качеств, таких как, скажем, благородство, бескорыстие… Я нет. Хотя, если бы книга такая была и мы старались сохранить то, что в ней написано, – наша жизнь была бы лучше…

Красная книга природы существует. Когда человек «доцарствовался» до того, что из природы стали исчезать целые виды животных, он начал фиксировать эти самые исчезающие виды.

Многим из нас кажется, что Красная книга – это один такой большой том. Ничего подобного! Красную книгу может выпустить любой желающий, если он, конечно, страна или в крайнем случае – регион. Потому что каждая страна и каждый регион имеют полное право выпустить свой собственный список того, что исчезает во вверенной им природе.

Да, Красная книга – это всего лишь список. Не закон никакой, а простой перечень того, что находится в мире природы под угрозой. Так сказать, к сведению…

Сначала люди, потрясенные тем, что они сделали с природой, создали Всемирный союз охраны природы. Это случилось почти сразу после войны, в 1948 году. Союз начал, как нынче говорится, «изучать вопрос». Изучал аж 16 лет, и наконец в мир вышло первое издание Красной книги крошечным тиражом, для своих. Ну а потом уже эти издания расплодились.

Своя Красная книга была и в СССР. Есть она и в России, и еще аж в 30 регионах нашей страны. То есть реестры составлять мы здорово научились. А вот как сохранять то, что исчезает, – возникают большие проблемы.

Впрочем, про Красную книгу и так все знают. А вот про Черную книгу ведают, пожалуй, только специалисты. Черная книга – это список не погибающих, а уже погибших видов. Прочитав эту книгу, можно сделать, например, такой вот неприятный вывод: итогом пятисотлетнего освоения европейцами мировых ресурсов стало полное уничтожение 844 видов животных!

Убивали радостно, не задумываясь, с удовольствием.

Голландские колонизаторы в Южной Африке истребили целый вид зебры, потому что полосатое животное мешало им распахивать поля. Завоеватели Северной Америки изничтожили миллионные стада бизонов, чтобы обречь на голод индейские племена. Когда среди клерков Франции вдруг возникла мода на мусорные корзины, сделанные из слоновьих ног, на грани вымирания оказались слоны, обитающие на территории французской колониальной Африки…

У меня есть друг – один из руководителей российского отделения Гринписа Евгений Усов. Не вдруг найдешь человека, который бы настолько любил природу и настолько бы хорошо ее знал.

Я попросил Женю прислать мне какие-нибудь материалы, свидетельствующие о том, что человечество творит с природой. Практически мгновенно Женя прислал мне… 50 страниц довольно убористого текста.

Спокойно! Естественно, я перескажу вам лишь несколько фактов. Почитайте, пожалуйста, внимательно. Вот, что мы с вами – а именно те, кто называет себя «человек разумный» и царь природы, – творим с природой. Той самой природой, которую мы все еще называем иногда своей матерью.

В новую редакцию Красной книги занесено 44 838 видов, а год назад – год всего!!! – их было 41 415. При этом 38 % нового списка или уже перемещены в Черную книгу, то есть вымерли, или находятся под угрозой уничтожения.

82 % видов в этой Красной книге оказалось в большей опасности, чем в предыдущей. 82 %!!! Представляете? Списки составляются, но не меняется ничего!

По последним данным, как минимум 1141 из 5487 видов млекопитающих может исчезнуть. Вы понимаете, что это значит? Почти каждый четвертый вид млекопитающих на нашей планете находится на грани исчезновения.

Столь же радостно-безответственно человечество уничтожает, конечно, не только млекопитающих, но и птиц.

Один из первых американских орнитологов Александр Уилсон в 1810 году видел стаю странствующих голубей, которая пролетала над ним – внимание!!! – четыре часа! Стая растянулась на 380 километров. Уилсон подсчитал, что в этой стае был один миллиард сто пятнадцать миллионов сто тридцать пять тысяч голубей! В день такая армия птиц должна была съесть 617 кубометров всевозможного корма. Натуралист Фрэнк Лейн заметил, что это больше суточного рациона солдат всех воюющих стран к концу Второй мировой войны! Куда ж это годится? Вот голубей стали уничтожать, тем более они и в пищу годились… Последний представитель еще недавно многочисленного вида умер в сентябре 1914 года в зоопарке города Цинцинати. А еще раньше в штате Висконсин местные орнитологи установили мемориальную доску с надписью: «В память последнего висконсинского странствующего голубя, убитого в Бабконе в сентябре 1899 года. Этот вид умер из-за алчности и легкомыслия человека».

Мы, конечно, не думаем, что происходит с животными из-за глобального потепления. Нам не до этого!

Когда из-за тепла нет снега, заяц-беляк все равно меняет окрас на белый: он, бедняга, бессилен против законов природы. Белый заяц на черной земле – прекрасная мишень для кого угодно. И на зайцев стали нападать офигевшие, извините, медведи, которые – все из-за того же отсутствия снега – не могут впасть в привычную спячку.

Вы представляете эту практически апокалипсическую картину? На пожухлой, черной траве февраля неспящий и злой медведь от отчаяния нападает на зайца просто потому, что его очень хорошо видно: раздражает. Зайцы-беляки, к слову сказать, находятся на грани вымирания.

Досуг ли нам вообще думать, что происходит с природой из-за всяких экологических проблем, которые мы ей создаем? Недосуг, конечно. Что мы сделали с почвой, с воздухом, с водой? В этой ситуации нам еще иногда бывает жалко самих себя, а кто ж будет думать о «братьях наших меньших»?

Все наше поведение свидетельствует о том, что мы относимся к природе вовсе не как к матери, а как сильно пьяные гости к хозяину, которого они совсем не уважают.

Иногда складывается ощущение, что человек и природа находятся в состоянии войны. Причем, нападает не только человек.

Количество природных катастроф увеличивается невероятно, можно даже сказать: катастрофически увеличивается количество катастроф, которые насылает на нас обиженная природа.

По оценкам исследовательской организации Geoscience Research Group, количество природных катастроф в 1997–1999 годах возросло на четверть по сравнению с началом последнего десятилетия позапрошлого века. А по данным Всемирной конференции по природным катастрофам (Иокогама, 1994 год), количество погибших от природных стихийных бедствий возрастало ежегодно за период с 1962 по 1992 год в среднем на 4,3 %; число пострадавших увеличилось за этот же период на 8,6 %, а величина материальных потерь – на 6 %.

Вчитайтесь, вчитайтесь в циферки. Это ведь не о ком-то там речь идет, но о нас с вами, жителях Земли. Дело дошло до того, что в самом конце 1989 года Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию (№ 44/236), в которой период с 1990 по 2000 год провозглашен Международным десятилетием по уменьшению опасности стихийных бедствий.

Зачем провозгласили? Человек, как всегда, верил в то, что он сильнее природы?

Вера, конечно, дело хорошее, но тут не помогло. Специалисты Международного общества Красного Креста и Красного Полумесяца пришли к выводу, что ежегодно число природных катастроф в мире возрастает примерно на 20 %. А с 1996 по 2006 год смертность в катастрофах увеличилась с 600 тыс. до 1,2 млн. человек в год, количество пострадавших же возросло с 230 до 270 млн.

Есть ощущение, что природа, не выдержав того, что с ней делают, перешла в нападение. Природа обиделась. И, признаемся, есть за что…

Жил в СССР ученый и селекционер Иван Владимирович Мичурин. Иван Владимирович хорошо понимал, что для ученого в советской стране главное – не научные знания иметь, а поддерживать добрые отношения с партией, поэтому он позволял себе такие, например, высказывания: «Большевистская партия и советское правительство не только определили пути селекции, но и обеспечили ей широчайшее развитие».

Прочитаешь такие слова и невольно подумаешь, что название написанной Мичуриным в 1925 году работы «Как начинать посадку?» – выглядит пророчески. Хотя посвящен «труд» исключительно сельскому хозяйству и никакие иные посадки в виду не имелись.

Так вот, готовя к изданию третье (!!!) собрание своих научных произведений, Иван Владимирович написал в предисловии знаменитую фразу: «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее – наша задача».

В наше время фразу эту переиначили: «Мы не можем ждать милостей от природы после всего того, что мы с ней сделали».

Это просто шутка или это не просто шутка? Может быть, мы так относимся к природе, что просто вынуждаем ее делать с нами все то, что она творит? Мы первыми напали. Она терпела, терпела – и не выдержала, обиделась?

Мистика? Может быть… Еще раз повторю: мистика – это все то, что мы сегодня объяснить не умеем. То есть не то, чего не может быть в принципе, а что не поддается объяснению сегодняшней наукой.

Великий Александр Моисеевич Володин спрашивал: что природа делает без нас? Она-то найдет, чем без нас заняться, а вот мы без нее погибнем.

И если действительно идет эта война между человеком и природой, то проиграем в конце концов мы, люди. С помощью ли мировой войны или с помощью какого всемирного природного катаклизма – но проиграем. Как бы ни развивалось человечество, природа все равно остается сильнее: она без нас сможет, мы без нее – погибнем.

Можно верить или не верить в разум природы. Можно верить или не верить в то, что мы – чужие в мире природы и только потому так над ней издеваемся. Однако нельзя не понимать: если мы не научимся уважать и беречь природу, она просто нас уничтожит. Она и так слишком долго и слишком много терпит.

Не знаю, есть ли у Господа терпение. Судя по тому, что происходит на нашей планете, есть. Однако подозреваю, что терпение Создателя не безгранично…

А? Что ты думаешь об этом, царь природы, человек?

Мне хотелось бы закончить эту главу словами немецкого философа Оскара Бернхардта Эрнста, взявшего себе странный псевдоним Абд-ру-шин: «В своем совершенстве, обусловленном законами Творения, природа есть самый прекрасный из всех даров, которых удостоились от Бога Его твари! Она не может принести им ничего (выделено мной. – А. М.), кроме пользы – до тех пор, пока не подвергается насильственному изменению, то есть искажению. Но эти земные люди направляют ее по ложному пути, и причиной тому – их всезнайство».

Интересно, а если бы все люди на Земле повторяли эти замечательные слова каждый день, наше отношение к природе изменилось бы? Или мы так и будем считать себя царями, пока нас не сбросят с трона и не отшвырнут в небытие?

Интересно, а может ли пропаганда правильного отношения к природе нам помочь?

С пропагандой вообще не вдруг разберешься.

Но попробуем?

автора Калюжный Дмитрий Витальевич

Природа и ландшафт Отношение людей к природе, отраженное в литературных источниках, изменялось так же «волнообразно», как и вообще их отношение к чему угодно. «Синусоида времен» действует неукоснительно. Здесь мы не будем сравнивать различные произведения писателей и

Из книги Наблюдая за англичанами. Скрытые правила поведения автора Фокс Кейт

Из книги Оборотни: люди-волки автора Каррен Боб

Из книги Культурология: Учебник для вузов автора Апресян Рубен Грантович

7.2. Природа духовности Для понимания особенности духовной культуры принципиальным является понимание природы духовности. Под духовностью, как уже было сказано, традиционно понимается обращенность человека к высшим ценностям – сознательное стремление

Из книги Око за око [Этика Ветхого Завета] автора Райт Кристофер

Из книги Гуляния с Чеширским Котом автора Любимов Михаил Петрович

Природа на нем отдыхает? Идеи о решающем воздействии природных условий на хомо сапиенс долгие века вдохновляли учёных.Генри Томас Бокль в фундаментальном труде «История цивилизации в Англии», весьма популярном в России в конце XIX века, писал: «Если мы станем

Из книги Баллада о воспитании автора Амонашвили Шалва Александрович

Ода Природа в Ребенке Какой микроскоп покажет нам ту возможную будущность, которая записана в семени разных растений? Зерно горчичное, хотя меньше всех семян, «но когда вырастает, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и

Из книги Англия и англичане. О чем молчат путеводители автора Фокс Кейт

Природа культура В своем исследовании, посвященном национальным особенностям англичан, я буду делать упор на правила, поскольку считаю, что на основе правил проще выстроить систему «грамматики» английской самобытности. Но, учитывая, что термин «правило» я намерена

Из книги Символика цвета автора Серов Николай Викторович

Природа белизны По своей природе белый цвет как бы нейтрализует действие полихромных цветов, да и вообще весь материальный мир. Не зря же во многих культурах существуют метафорические маркеры: белоснежная зима, белая память прошлого, леденящие просторы. Поэтому может

17 декабря

2001 - в Петербурге скончался Александр Моисеевич ВОЛОДИН (род. 1919), один из крупнейших мастеров русской литературы второй половины ХХ века. Его произведения обретали жизнь на сцене («Пять вечеров», «С любимыми не расставайтесь», «Дульсинея Тобосская») и на экране («Старшая сестра», «Звонят, откройте дверь», «Осенний марафон», те же «Пять вечеров»), но у написанного Володиным есть своё высокое литературное качество, существующее и вне интерпретаций. Парадоксальный пример: даже малоталантливый Сергей Герасимов не смог испортить (хотя, разумеется, и не раскрыл её вполне) прозу Володина, сняв фильм «Дочки-матери»...

Судьба не только сохранила жизнь воину Великой Отечественной Александру Лившицу (о возникновении своего псевдонима Александр Моисеевич не раз рассказывал историю, которая выглядела бы дикой, если бы её рассказал не он - Володин осветил абсурд улыбкой сострадания).

Володину-писателю судьба подарила редчайший дар изображения женщин - живых, прекрасных, несчастливых, сердечных...

И та энергия жизни, которая одухотворяет образы Володина, сохраняет живым и его - для нас.

18 декабря

1977 - в Нью-Йорке скончался богослов, философ, культуролог Николай Сергеевич АРСЕНЬЕВ (род. 1888 в Стокгольме в семье российского дипломата).

Творчество русских писателей он включал в сложные контексты национального развития («Из русской культурной и творческой традиции», «О Льве Толстом», «О Достоевском: Четыре очерка», «Поэт А.К. Толстой: Служение красоте и борьба за права духа», «О лирической поэзии Д.И. Кленовского» и др.).

В последние годы Арсеньева потихоньку стали издавать на родине.

19 декабря

2001 - скончался Леопольд Седар СЕНГОР (Senghor; род. 1906), сенегальский поэт, первый президент Республики Сенегал.

Был также первым африканцем, получившим диплом Сорбонны по филологии. Один из основоположников теории негритюда (знаменательно возникла в начале 1930-х годов), в основе которой лежит идея об особом “негритянском духе” и особом превосходстве африканской культуры над культурами другими.

В общем, вполне закономерный ответ на другие теории расовой и национальной исключительности.

В годы войны Сенгор участвовал во французском Сопротивлении, был в нацистском плену. Сам-то он многие свои негритюдные идеи впоследствии отредактировал... да только что толку? Они разошлись в массы.

А поэтом Сенгор был незаурядным (писал по-французски, но очень по-африкански). Есть немало русских переводов.

20 декабря

1902 - 07.12 - родился литературовед Николай Леонидович СТЕПАНОВ, автор работ по творчеству Крылова, Пушкина, Гоголя, Некрасова, Велимира Хлебникова...

1932 - в парижской газете «Последние новости» печатается эссе Михаила Осоргина «Судьба редкостей», где он, сокрушаясь о гибели несметного числа книг в «бурные российские дни», радуется, что большевики стали продавать экземпляры многих уцелевших изданий за границу: “...книге всё равно где быть, только бы не теряться в забвенье, не гнить от незнанья и небреженья”.

21 декабря

1917 - в Кёльне родился Генрих Теодор БЁЛЛЬ (Bо..ll), лауреат Нобелевской премии 1972 года по литературе - “за творчество, в котором сочетается широкий охват действительности с высоким искусством создания характеров и которое стало весомым вкладом в возрождение немецкой литературы”.

Скончался в 1985.

22 декабря

1947 - в Москве родился Вадим Николаевич ДЕЛОНЭ. За участие в демонстрации на Красной площади против вторжения советских войск в Чехословакию оказался в ГУЛАГе. Покинул СССР в 1975 году, в 1983 году умер в Париже от сердечной недостаточности.

Его книга «Портреты в колючей раме» - яркий памятник русской литературы Сопротивления.

1977 - под Парижем скончалась Елена Альбертовна Дейша-Сионицкая (литературное имя: Георгий ПЕСКОВ; род. 1885). Обстоятельства жизни этой писательницы до сих пор не выведены из-под покрова тайны, который, впрочем, набросила она сама.

Реальны только её рассказы и повести, с удивительной силой передающие величайшую трагедию России ХХ века.

Однако, несмотря на многие высокие оценки её творчества, до сих пор на родине остаётся неизвестной.

23 декабря

1777 - 12.12 - родился император АЛЕКСАНДР I. Как об историческом деятеле, причастном к судьбе России в течение четверти века, о нём можно говорить много, но календарь наш литературный, и поэтому мы вспомним, что писал об императоре Пушкин.

Немало - и разное. Например, в 1825 году, незадолго до неожиданной кончины Александра, в стихотворении «19 октября» посвятил ему строки:

Ура, наш царь! так! выпьем за царя.
Он человек! им властвует мгновенье,
Он раб молвы, сомнений и страстей;
Простим ему неправое гоненье:
Он взял Париж, он основал лицей.

Но позднее, в десятой, уничтоженной главе «Евгения Онегина» прозвучали иные слова:

Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щёголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда.

Пушкин всегда прав? Да - в том смысле, что эти суждения об одном и том же правителе обозначили возможности, которые у любого правителя, не только у Александра I, не только у императора были, есть.

То, что ты человек, твои подданные, твои сограждане поймут (и смирятся, если что не выйдет).

То, что нечаянно пригрет , готовы забыть.

Но вот слабости, тем более - лукавству прощения не будет.

Проверено историей.

1952 - на родине, в селе Обуховка бывшей Курской губернии (тогда Белгородская область) скончался русский писатель Василий Яковлевич ЕРОШЕНКО (род. 1890).

Но между датами рождения и смерти Ерошенко уместились удивительные события. Слепой с раннего детства, он увлёкся языком эсперанто и стал совершать длительные путешествия по миру, встречаясь со своими собратьями по несчастью. Многие годы провёл в Японии и Китае, писал сказки, рассказы - по-японски и китайски, стихи - на эсперанто.

Его судьба - торжество человеческой воли и разума над обстоятельствами, пространством, временем.

Стихотворение, заключающее календарь, перевёл К.Гусев.

Мой папа очень хотел познакомиться с Александром Володиным. Это желание возникло после того, как мы вместе посмотрели в «Современнике» спектакль «С любимыми не расставайтесь» по пьесе Александра Моисеевича.

Папа был человек занятой и ходил со мной в театры очень редко. Приходили всегда вовремя. Я был уверен, что опоздаем, но вот приходили, садились в зал, и гас свет - словно только нас и ждали. Иногда мне казалось, что у отца какой-то тайный сговор с самолетами, поездами, спектаклями, сеансами в кино, поэтическими вечерами: он никогда никуда не опаздывал, и никогда никого и ничего не ждал.

Спектакль помню плохо. Осталось ощущение чего-то очень талантливого и очень человеческого. И еще запомнился один молодой человек, который - по роли - должен был прыгать в мешке. Прыгал потрясающе. Потом оказалось, что это - Константин Райкин. Но помню, как отец после спектакля говорил, что надо бы непременно познакомиться с драматургом, который умеет писать такие человеческие пьесы.

… Я познакомился с Александром Моисеевичем Володиным, когда моя программа «Ночной полет» специально приехала в Питер записать с ним интервью. Александр Моисеевич одетым лежал на диване и говорил, что никакого интервью давать не будет, потому что он - человек скучный, уставший, кругом во всем виноватый. Единственный аргумент, который заставил его подняться с дивана был такой: «Александр Моисеевич, если я не запишу беседу с вами, меня будут ругать, а, может быть, даже уволят». Этого Володин позволить не мог, и мы записали два поразительных эфира. Когда мы уходили, Александр Моисеевич подарил мне свою книгу с надписью: «…Простите меня за то, что во мне - не так» .

И я пожалел, что они так с отцом и не познакомились: эти два человека наверняка поняли бы друг друга.

Впрочем, кто знает, может, они уже и встретились?

Кто знает? И читают друг другу стихи. Ведь автор «Дульсинеи Тобосской», «Осеннего марафона», «Пяти вечеров», «Фабричной девчонки», «Матери Иисуса» и других замечательных пьес был - и остался - удивительным, совершенно своеобразным поэтом.

З. Гердту

Правда почему-то потом торжествует.

Почему-то торжествует.

Почему-то потом.

Почему-то торжествует правда.

Правда, потом.

Но обязательно торжествует.

Людям она почему-то нужна.

Хотя бы потом.

Почему-то потом.

Но почему-то обязательно.

А что природа делает без нас?

Кому тогда блистает снежный наст?

Кого пугает оголтелый гром?

Кого кромешно угнетает туча?

Зачем воде качать пустой паром

и падать для чего звезде падучей?..

Ни для кого? На всякий случай?..

Вода бесплодно по березам льется,

глухой овраг слепой водой залит.

В надежде роща только обернется -

он тут как тут. Остолбенев, стоит.

Ну, пусть сидит. Пьет водку и смеется.

Но роща тут же примет должный вид:

осмысленно замельтешились сосны,

и лопухи, как никогда серьезны,

и космоса превозмогая косность,

к нему звезда падучая летит.

Надо следить за своим лицом,

чтоб никто не застал врасплох,

чтобы не понял никто, как плох,

чтобы никто не узнал о том.

Стыдно с таким лицом весной.

Грешно, когда небеса сини,

белые ночи стоят стеной -

белые ночи, черные дни.

Скошенное - виноват!

Мрачное - не уследил!

Я бы другое взял напрокат,

я б не снимая его носил,

я никогда не смотрел бы вниз,

скинул бы переживаний груз.

Вы оптимист? И я оптимист.

Вы веселитесь? И я веселюсь.

Все отправились в гости.

Дружно сидят в гостях.

Там произносят тосты,

там подлецов костят.

Ко мне проникают запахи,

бокалов глухие звоны.

Сижу одинокий, запертый

у черного телефона.

Небритый сижу, опущенный,

Кручу номера без прока.

Пушкин уехал к Пущину,

Брюсов уехал к Блоку,

Петрарка ушел к Лауре,

Хрущев пошел к Маленкову,

там пляшут, поют и курят,

там выпьют, - нальют по новой.

Безмолвны Восток и Запад.

Зови, проклиная, кричи!

Я сам себя в доме запер

и сам проглотил ключи.

А девушки меж тем бегут,

пересекая свет и тьму.

Зачем бегут? Куда? К кому?

Им плохо тут? Неплохо тут.

На них бредущие в обиде.

Завидуют уставшие.

«Бегите, девушки, бегите!» -

кричат им сестры старшие…

Бегите же, пока бежится.

А не снесете головы -

хотя бы память сохранится,

как весело бежали вы…

Так неспокойно на душе.

Умнее быть, твержу, умнее!

Добрее быть, твержу, добрее!

Но мало времени уже.

Простите, простите, простите меня!

И я вас прощаю, и я вас прощаю.

Я зла не держу, это вам обещаю.

Но только вы тоже простите меня!

Забудьте, забудьте, забудьте меня!

И я вас забуду, и я вас забуду.

Я вам обещаю, вас помнить не буду,

но только вы тоже забудьте меня!

Как будто мы жители разных планет.

На вашей планете я не проживаю.

Я вас уважаю, я вас уважаю,

но я на другой проживаю. Привет!

Среди лучших произведений советского кинематографа есть фильм, главным героем которого стал переводчик. Это фильм «Осенний марафон» режиссера Георгия Данелии, вышедший в 1979 году и затем удостоенный ряда отечественных и международных наград. В фильме снялось созвездие замечательных актеров: Галина Волчек, Марина Неёлова, Наталья Гундарева, Евгений Леонов, Николай Крючков и другие. Главную роль – Андрея Павловича Бузыкина – превосходно играет Олег Басилашвили.

Конечно, фильм в целом – не о переводческой профессии, а о душевной драме человека, который в свои сорок с чем-то лет вроде бы преуспел в жизни, но никак не может её упорядочить. Он мечется между женой и любовницей, потерял общий язык с дочерью, вынужден лавировать в отношениях с сослуживцами. Бузыкин не способен никому отказать в помощи и из-за этого не успевает сделать собственную работу. Его жизнь превращается в непрерывный марафон, в котором он даже толком не знает, куда бежит.

«Это они, а я только перевожу»

И всё же в «Осеннем марафоне» есть много интересных и глубоких зарисовок, показывающих профессиональную сторону жизни нашего героя. С первых же кадров фильма мы узнаём, что Андрей Павлович занимается художественным и поэтическим переводом. Вот он диктует строки стихотворного перевода машинистке Алле, своей любовнице (Марина Неёлова):

Бузыкин (диктует) .
«А что природа делает без нас?
Кому тогда блистает снежный наст?
Кого пугает оголтелый гром?
Кого кромешно угнетает туча?
Зачем воде качать пустой паром?
И падать для чего звезде падучей?
Ни для кого, на всякий случай?»

Алла перестаёт печатать и встаёт из-за стола.
Бузыкин (недоумённо) . Что? Что?
Алла (подходит к Бузыкину и обнимает его) . Как бы я хотела, чтобы у нас был ребёнок.
Бузыкин (испуганно) . Зачем?
Алла . Он был бы такой же талантливый, как и ты.
Бузыкин . Талантливый не я. Это они, а я только перевожу.

Из этого диалога неискушённый зритель узнаёт, что Бузыкин талантлив (для некоторых, может быть, вообще является откровением, что в переводе нужен талант). А искушённый зритель понимает это уже по тем стихотворным строкам, что звучат с экрана. Без сомнения, это настоящая поэзия.

Сообщаю на всякий случай, что диктуемые в фильме Бузыкиным строки – на самом деле не перевод, а оригинальные стихи, написанные сценаристом картины Александром Володиным, выдающимся отечественным драматургом и поэтом. (Полностью данное стихотворение читайте во врезке).

Надо, конечно, обладать немалой смелостью, чтобы, включив собственное сочинение в текст художественного произведения, прямо назвать его талантливым, пусть и устами одного из героев. Но думаю, что Володин отдавал себе отчёт в достойном качестве своих стихов.

Сделаю небольшое отступление: для меня огромное удовольствие как для читателя или зрителя, когда в книге или фильме утверждается, что герой сочинил (или изобразил, или сделал) нечто талантливое, и ты понимаешь, что предъявляемый образчик его творчества действительно хорош. Одним из ярчайших примеров в этом смысле является для меня пьеса Э. Ростана «Сирано де Бержерак». Там не просто говорится, что Сирано – блестящий сочинитель и остроумец, там это действительно явствует из вложенных в его уста речей и реплик. А ведь сколько есть книг и фильмов, где словесно декларируется талант героя, а само произведение или никак не подтверждает этого, или не поднимается выше огорчительно посредственного уровня.

Но вернёмся к фильму «Осенний марафон». Отмечу, что Бузыкин, при всей своей одарённости, еще и скромен: талантливы «они» (то есть авторы), заявляет он, «а я только перевожу».

Еще один тип переводчика

Бузыкин, владеющий английским и датским, работает не только над собственными переводами. Он ещё помогает датскому профессору Биллу Хансену (на эту роль Данелия пригласил немецкого журналиста Норберта Кухинке) с переводом произведений Достоевского на датский язык. Бузыкин добровольно взвалил на себя эту обязанность, хоть и тратит на неё уйму времени. Причина не только в его слабохарактерности, но и в том, что он искренне хочет, чтобы Достоевский дошёл до датского читателя в неискажённом виде.

Вот Хансен явился к Бузыкину домой, чтобы узнать его замечания о своём переводе.

Бузыкин . Билл, я прочитал. В принципе, всё правильно. Но есть кое-какие неточности. Вот здесь. Насколько я помню, у Достоевского сказано: «За кого ты себя почитаешь, фря ты этакая, облизьяна зелёная». У вас правильно – grøn abe, обезьяна. А у него же «облизьяна». Сленг.
Билл . Андрей, я думаю, что «облизьяна» – это неправильная печать.
Бузыкин . Нет, это правильная печать.

Билл Хансен – тоже переводчик, но совершенно другого типа. Это приехавший на время в Россию иностранец, профессор университета. Фраза про «зелёную облизьяну» даёт нам понять, что он работает над романом «Униженные и оскорблённые». Действительно, на западе переводами художественной классики занимаются чаще всего университетские преподаватели (которые там почти все поголовно именуются «профессорами»).

Заметно, что Хансен не очень хорошо владеет русским языком и вряд ли обладает переводческой смекалкой, раз полагает, что облизьяна – это «неправильная печать» (то есть опечатка). Зато у него, в отличие от Андрея Павловича, вся жизнь чётко расписана и распланирована, целенаправленности и усидчивости ему не занимать, и можно не сомневаться, что, запрягши безалаберного Бузыкина в свою организованную работу, Хансен сдаст перевод в назначенный срок. Может, это будет и не слишком выдающийся, но точный и педантично выверенный текст.

Задержавшись из-за Хансена, Бузыкин торопится в издательство, где он надеется отдать в работу собственный перевод. Вот Бузыкин в кабинете заведующего редакцией Георгия Николаевича Веригина. Тот сначала хвалит полученную работу, но потом ошарашивает Бузыкина неприятной новостью.

Веригин . Хорошо, Андрей Палыч. Как всегда хорошо.
Бузыкин . Я рад.
Веригин. А я нет.
Бузыкин . Почему нет?
Веригин. Не пойдёт.
Бузыкин . Почему не пойдёт?
Веригин. Этот Саймон на прошлой неделе с какой-то расистской статьёй выступил. Вся прогрессивная общественность возмущается, протестует. А что ж мы будем его – рекламировать, переводить, а?

Знакомая по советским временам ситуация: стоит зарубежному писателю сказать или написать что-нибудь крамольное с точки зрения советской пропаганды (пусть даже этого выступления или статьи никто в Советском Союзе не слышал и не читал), как объявляется негласный запрет на его творчество. Сколько переводов, уже заказанных переводчикам и выполненных ими, погибло из-за подобной ерунды! Западные писатели, сами того не подозревая, иногда портили жизнь советским переводчикам и издателям в основном своими антикоммунистическими выступлениями. Однако в фильме этот нюанс смягчён: говорится о «расистской статье».

Парадоксально: просматривая этот эпизод сегодня, ловишь себя на мысли, что современной западной аудитории эта ситуация не показалась бы дикой. Вполне можно представить себе, что в обстановке нынешней воинствующей политкорректности какое-нибудь американское издательство отказалось бы от публикации произведений писателя-расиста.

Но между издателем и Бузыкиным продолжается разговор ещё об одном заказе.

Веригин . Слушай, Андрей Палыч. У тебя «Разбитая луна» в каком состоянии?
Бузыкин . В разбитом.
Веригин. То есть как в разбитом? Постой-постой, у меня тут записано: десятое, Бузыкин, «Разбитая луна». Сегодня у нас какое? Девятое. Завтра у тебя срок.
Бузыкин . Нет, это мне не успеть.
Веригин. Ну, хорошо. Тринадцатого успеешь? Тринадцатого – крайний срок.
Бузыкин . Постараюсь. Надо будет ночью посидеть.
Веригин. Ага, посиди, посиди. Чем по бабам бегать. В нашем-то возрасте.

Можно только посочувствовать переводчику, который хронически не успевает с переводом. Увы, и в новый назначенный ему срок Бузыкин не уложился. Тринадцатого числа он сообщает позвонившему ему редактору, что перевод не готов.

Веригин. Ну, ладно, можете не торопиться. Что-нибудь придумаем взамен. Только вот я не знаю, что теперь со Скофилдом делать. Ведь та же петрушка получится.
Бузыкин . Нет, Георгий Николаич, Скофилд – это моё. Ну, это я… на коленях…
Веригин. Ну ладно, подумаем.

Итак, мы узнаём, что у Бузыкина есть любимый автор, Скофилд, которого он очень хочет переводить и просит не отдавать никому другому. Дальше мы увидим, что из этого получится.

Обучение необучаемых

Андрей Павлович не только переводит, но и преподаёт художественный перевод. В фильме откровенно показано, как трудно научить чему-то людей с посредственными способностями, да ещё имеющих о себе завышенное мнение.

Мы видим Бузыкина в аудитории.

Бузыкин (читает студенческий перевод) . «“Ну что ты так грустно и с упрёком смотришь на меня, малыш? Думаешь, мне легко было так поступить, парень?” – сказал он Смиту, а потом бегал от него и убегал». Да, Лифанов. Вы меня извините, но, по-моему, это просто подстрочник, а не перевод.

Автор сценария удачно подметил, как нелепо и искусственно звучат в переводах эти поставленные в конце вопроса обращения: малыш, парень. Незадачливые переводчики с английского почему-то не чувствуют, что, во-первых, так по-русски обращаются к человеку очень редко, а во-вторых, русское обращение гораздо чаще стоит в начале или в середине предложения, чем в английской речи.

Но упрямый студент Лифанов не принимает критики (знаю на личном опыте, как часто приходится с этим сталкиваться – причем, чем менее способен студент, тем больше он обычно спорит).

Лифанов . Андрей Павлович, я ведь новые формы ищу.
Бузыкин . Боюсь, что это не поиск, Лифанов, а элементарная небрежность. Вот здесь у вас написано «бегал» и тут же рядом «убегал». Неужели нельзя было придумать что-нибудь ещё? (Пауза. Обращается ко всем студентам ). Пожалуйста, прошу вас, придумайте слова, по смыслу близкие к слову убегать.
Студенты . Мчаться. Улепётывать. Уноситься. Драпать.
Бузыкин . Драпать. Хорошо. А как именно драпать? Ну, вы, Лифанов. Быстро? А ещё?
Лифанов . Ну, быстро.
Бузыкин . Быстро. Ковалёв?
Ковалев . Во весь опор, на всех парусах, во весь дух.
Бузыкин . Белянина?
Белянина . Стремительно.
Бузыкин . Ильинская?
Ильинская . Без оглядки.
Бузыкин (обращаясь к студентке, которая нетерпеливо тянет руку ). Ну, давай, Наташа.
Наташа . Кувырком!

Вот тут я хочу немного покритиковать сценарий фильма с профессиональной точки зрения. Бузыкин поступает совершенно правильно, предлагая студентам искать синонимы. Но, к сожалению, одобренный им вариант – драпать – никак не годится для исправления неудачного перевода. «Он бегал от него и драпал»? Нет, здесь что-то не стыкуется. Так же как и сочетание драпать кувырком . Впрочем, отнесём это на счёт усталости Бузыкина, который при слове кувырком задумывается, вероятно, о том, что у него в собственной жизни всё идет кувырком.

«Шла бы гидом в Интурист, что ли?»

Телефонный звонок Варвары застаёт Бузыкина у Аллы.

Варвара . Ты будешь смеяться, у меня опять не приняли. Сказали, не соответствует стилистике. Стою, ничего не могу сообразить. Приезжай, Бузыкин, мне очень худо.
Бузыкин . Извини, но сейчас никак.
Варвара . Ну, попозже?
Бузыкин . И попозже никак.
Варвара . Ну, тогда всё, я просто погибла. (Кладет трубку ).

Бузыкин собрался с Аллой в кино и поэтому в кои-то веки решился отказать Варваре. Но он не может отогнать мысли о ней.

Алла . Не можешь же ты всю жизнь на нее ишачить!
Бузыкин . Нет, вообще-то она неплохая. Нелепая только. Из института её вечно выгоняли. <…> И на что она живёт? Не понимаю. <…> В этом году у неё только один рассказ напечатали. И то с трудом.
Алла . С твоим.
Бузыкин . Шла бы в Интурист, что ли? Гидом.

Вот это, на мой взгляд, совершенно гениальная фраза! Ну зачем человеку заниматься теми видами перевода, к которому у него нет способностей? Ну, пойди, действительно, в гиды или устройся переводить однотипные деловые письма или контракты. Но нет, слишком многие переводчики воспринимают себя неадекватно. Лично мне была знакома студентка третьего курса, которая считала, что может переводить Ахматову на английский язык. На меньшее она была не согласна.

В советские времена получить заказ издательства на художественный перевод было чрезвычайно трудно. И всё равно такие графоманы, как Варвара, тоже печатались – кто правдами, кто неправдами. Ну, а сейчас для Варвар полное раздолье, – вряд ли издательство отклонит перевод по причине, что он «не соответствует стилистике оригинала». Одно утешение – в наши времена за перевод беллетристики платят мало, да и престижным это больше не считается, так что у Варвар стало меньше стимулов переводить романы.

«Может, я бездарная?»

Потерзавшись сомнениями, Бузыкин все же решается помочь старой подруге. Он отправляет Аллу в кино, обещая ей, что лишь ненадолго заскочит к Варваре, переведёт ей несколько фраз, а после сеанса будет ждать Аллу у кинотеатра возле афиши.

В следующем кадре мы видим, как Алла топчется у афиши, напрасно ожидая Бузыкина. А Бузыкин сидит у Варвары дома и, забыв о времени, работает над её переводом.

Варвара . Что, очень плохо, да?
Бузыкин (не отрываясь от работы) . Ну почему?
Варвара . Ну, ты ж всё повычёркивал!
Бузыкин . Мелочи кое-какие. Например, «коза кричала нечеловеческим голосом». Это я не мог оставить.
Варвара . Ну, а каким?
Бузыкин . Да никаким. Просто кричала.
Варвара (закуривая и тяжко вздыхая ). Скажи, Бузыкин, может, я бездарная? А?

Вот это да! Неужели к Варваре приходит осознание собственной профнепригодности? Увы, если и приходит, то ненадолго. Да и Бузыкин по доброте своей не решается сказать подруге правду.

Бузыкин (разубеждающе) . Не-ет.
Варвара . А чьи переводы лучше – мои или Шитовой?
Бузыкин (не задумываясь) . Конечно, твои.
Варвара . А тогда почему… (Раздается звонок телефона. Варвара снимает трубку и слышит голос Аллы ). А, да. Одну секундочку. (Уходит с телефоном в другую комнату, понижает голос ). Нет, он ушёл домой. Не за что, родная. (Кладёт трубку. Наливает в рюмку вина. Громко ). Бузыкин, хочешь рюмашку?
Бузыкин (из кабинета, продолжая работать) . Не…
Варвара выпивает налитую рюмку и возвращается в кабинет.
Варвара . А я люблю, когда работаю. Допинг. (Смотрит на рукопись ). Бузыкин! Ты что, очумел? Ты что, всё заново начал? Зачем?
Бузыкин . Да не годится это всё.
Варвара . Ну, тебе не годится, а мне годится! Милый, время уж полпервого, а у нас, понимаешь, вагон работы!

Нет, Варвара при всей её кажущейся нескладности обладает недюжинной хваткой. Она ловко отсекла от Бузыкина, который только и может её спасти, отвлекающие обстоятельства (звонок Аллы). А потом уж и начала подгонять Бузыкина: «Милый, у нас вагон работы!».

Бузыкин же снова становится жертвой своей любви к литературе и переводу. Он переписывает за Варвару рассказ целиком не потому, что так добр к ней, а потому, что просто не может ограничиться легкой поверхностной правкой и оставить перевод сделанным кое-как. Плохой или даже посредственный перевод противен его природе.

«И хорошо бы они вышли за космонавтов»

Ленинградские мосты разведены, бедный Бузыкин возвращается домой под утро. Спустя несколько часов ему, полусонному, звонит Варвара:

Варвара . Бузыкин, я перепечатала, сейчас всё получилось. Слушай. (Читает перевод ). «Горестная жизнь плута. Земля была беспорядочно замусорена, уродлива. Консервные банки, клочья газет, мотки проволоки валялись на ней. Между черными покосившимися столбами были протянуты веревки. На них висело серое бельё. Старик в белой одежде внимательно вглядывался…».

Снова мы слышим добротный, сочный литературный текст. Талант Бузыкина ещё раз оправдал наши ожидания. Тут уместно добавить, что «Горестная жизнь плута» – это первоначальное название сценария А. Володина, по которому снимался фильм. Под плутом сценарист имел в виду Бузыкина, мотающегося между женой и любовницей. Но режиссёр и исполнитель главной роли подошли к этому персонажу иначе. Поэтому и фильм получил другое название.

Свет на замысел режиссёра и актёра проливает одно из интервью Олега Басилашвили. Артист рассказывает, что какое-то время не мог нащупать трактовки образа Бузыкина, не видя в нём плута:

«Мне это было совсем не близко. Я подумал: вот у меня партнёрша, замечательная актриса Неёлова. Мог ли быть у меня с нею роман? Скорее всего – нет. Гундарева... Нет. А что же тогда такое для меня Бузыкин? И я понял: для Бузыкина самое дорогое – письменный стол, книжки. И чтобы никого не было! И сидит он, как Маршак, и получает удовольствие: это – моё... И ничего не надо никому доказывать! И можно делать книгу! И хорошо бы эти женщины вышли за каких-нибудь героев-космонавтов, устроили свои судьбы и оставили его в покое...» .

Мне кажется, в этом интервью недаром прозвучало сравнение с Маршаком – замечательным писателем и переводчиком. Истинный художественный переводчик, может, и необязательно желает, чтобы его женщины вышли замуж за космонавтов, но у него непременно есть переводимая книга, в которую он влюблён и которой не способен изменить.

Увы, у Бузыкина всё получается наоборот – ни жена, ни любовница никак не могут оставить его в покое, а вот с любимой книгой приходится распрощаться.

«А полы тебе помыть не надо?»

В институт к Бузыкину является Варвара.

Варвара (столкнувшись с Бузыкиным на лестнице) . Слушай, ты знаешь… Я понимаю, это идиотизм, но ты знаешь, что мне сказал Веригин? Он сказал, что мои переводы лучше, чем твои. Ну, это умора.
Бузыкин . Поздравляю.
Варвара . Ты знаешь, чего я притащилась?
Бузыкин . Ну?
Варвара . В плане на Скофилда ты стоял?
Бузыкин (оторопело) . Да…
Варвара . Ну… передали мне… Я хочу знать, как ты к этому относишься.
Бузыкин (полузакрыв глаза, предельно сухо) . Я очень рад.
Варвара . Я так и знала. Бузыкин, у тебя совесть есть? Первый раз в жизни мне дали сделать что-то серьёзное. (Бузыкин молча идёт дальше по лестнице) . Ну, что мне – идти отказываться?
Бузыкин (останавливаясь) . От меня-то что тебе надо? Дали – переводи. (Продолжает подниматься по лестнице) .
Варвара . Но я не хочу, чтоб ты это считал свинством с моей стороны. (Нагоняет его и хватает за руку) . Бузыкин, мне это очень важно!
Бузыкин . Ладно. Это не свинство.
Варвара . Бузыкин, а ты уже начал, а? Может, у тебя остались какие-нибудь черновики, бумаги? Может быть, ты отдашь мне их – а, Бузыкин?
Бузыкин (разгорячившись) . А полы тебе помыть не требуется? А то я вымою! Ты свистни!

Вот и получилось, что Бузыкин своими руками лишил себя перевода, к которому так стремилась его душа. «Лучшая подруга» не постеснялась урвать у него этот кусок. Да ещё и бесстыдно попыталась присвоить себе начатую Бузыкиным работу.

И вот теперь Андрей Павлович решил быть твёрдым. Мы снова видим его в аудитории. Нагловатый Лифанов (в будущем, вероятно, – вторая Варвара) подходит к нему с зачётной книжкой.

Лифанов . Андрей Палыч, Андрей Палыч, напишите мне зачёт, пожалуйста. А то они мне стипендию не дают. А я сдам. Вот освобожусь немного и сдам.
Бузыкин . Хартия переводчиков, товарищ Лифанов, гласит, что перевод в современном мире должен содействовать лучшему взаимопонимаю между народами. А вы своим лепетом будете только разобщать!

Конечно, цитируемая Бузыкиным «хартия переводчиков» – художественный вымысел автора сценария . Но эти слова достойны быть выбитыми на гранитных плитах, которые следует установить повсюду, где обучают переводческому делу.

Фильм «Осенний марафон» – это для нас, переводчиков и преподавателей перевода, ещё и знамя борьбы с агрессивной бездарностью. Сегодня такая борьба актуальна, как никогда. Очень хочется сказать: «Они не пройдут!».

Они всё-таки пройдут… Пройдут и пролезут. Но пусть хотя бы не все.